Бородно – коллективная помощь во время жатвы и праздник после окончания уборки. Такое определение дает Словарь русских народных говоров. Еще на территории Русского Севера часто встречается название «дожинки», но из старожилов Верколы этого названия никто не упомянул.
Сегодня среди старожилов Верколы уже почти не осталось людей, кто участвовал в обряде или даже просто видел бородно в традиционном варианте. Эта традиция исчезла, по всей видимости, в начале 40 гг. ХХ вв. До революции она активно бытовала – мы знаем много описаний бороды, сделанных в разных местах Русского Севера. В частности, два таких описания основаны на пинежских материалах. Вот одно из них, из словаря А. О. Подвысоцкого, вышедшего в 1885 г. (Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении): «Обыкновенно во второй половине или в конце августа (а для сена ранее) зажиточнейшие крестьяне заколачивают девушек, жонок и парней на бороду, т. е. просят дожать общими силами в один день остающийся на поле хлеб или убрать на пожне сено. Такая уборка называется: борода, а звать, приглашать для уборки — звать на бороду. Говорят: у дедушки Пантелея сегодня борода, или: бороду завили, т. е. оканчивают, окончили уборку хлеба или сена. При окончательном дожине хлеба оставляют на ниве кучку стеблей с колосьями, горсти в три объемом, связывают ее лентой и срезывают колосья, а оставшуюся сверху солому разгибают в стороны, и кладут туда, горсть земли, после чего делается собственно завитие бороды: девушки, распевая веселые песни, собирают на меже около поля цветы, убирают ими оставшуюся сверху кучку хлебных стеблей и землю вокруг нея и затем, вместе со всеми участвующими в помочи, идут в дом хозяина и поздравляют его с окончанием работы, а тот предлагает им угощение, в заключение которого водят хороводы, поют песни и играют в разные игры».
Близко к этому описание П.С. Ефименко (правда, оно разительно отличается снисходительной интонацией горожанина, который считает себя прогрессивным и осуждает пьянство в деревне): «Кончить жатву хлебов значит обжаться. При хорошем урожае хлебов, и даже при посредственном, труды свои жители Пинежского уезда отпразднывают кашею. Впрочем, каша бывает не у всякого поселянина, а у более зажиточных и у тех, у кого недостаточно на полевыя работы семейных рук. Каша бывает тогда, когда уборка оставшихся несжатыми хлебов на полях производится помочью. Помочь эта составляется из созванных жнеёй женщин. Обязанность их прийти с утра на поля звавших хозяев со своими серпами и при песнях окончить в один день недоконченную жатву и связать колосья в снопы. Обыкновенно конец жатвы всегда приходится вечером. Тогда на полях кричат все в голос: Слава Богу, слава Богу, обжался (такой-то хозяин), и затем с песнями и серпами отправляются в хозяйский дом. В доме этом меж тем топят печь и пекут множество шанег. По приходе кашниц горячие, с огня (так говорят) шаньги кладутся на огромных блюдах на стол и выставляется водка, которую, обыкновенно, подносят. Тут женщины напиваются почти так же, как напиваются изрядно мужчины и, закусив шаньгами, отправляются по деревне петь песни. Захватившись рука за руку. Иногда жнеям даются лошади, и с песнями они ездят по улице на них. (…) потом заходят снова в дом хозяина, где для них устраивается стол. Тогда оне ужинают. Главное за ужином каша и шаньги. На столе для добра иногда кладут сноп колосового хлеба. После ужина опять поют и расходятся (П. С. Ефименко, «Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии, собранные П.С. Ефименком» М., 1877).
Как видим, Петр Саввич приводит иное название – каша. В записях интервью нашей экспедиции веркольцы не упоминали и такого названия. Или оно уже не бытовало в их детстве, или же вообще не было в ходу в Верколе. Анастасия Васильевна Заварзина и Валентина Васильевна Абрамова рассказывали так: «А.В.: Бороду праздновали. Бороду — бородно. Когда жито-то выжнут, бороды у всех. В.В.: Уборочная у всех. Скажут — завивай, завивай бороду-то. А.В.: Бороду завивают на поле да поют песни-ти. У кого жали-то, дак ведь тот соберё гостей, вина накупит, да чай — да чай да давайте пить да. По стопочке выпьют и в клуб пойдут».
В описании Анастасии Васильевны к описанной в XIX в. традиции общедеревенского гуляния прибавляется реалия советского времени – празднование в клубе. Очень интересно и подробно рассказала о своем детском воспоминании Татьяна Александровна Абрамова. Она тоже из тех жителей, кому в детстве еще случилось видеть дожинки и даже участвовать в обряде: «Я один раз была. Я в первом классе училась, Катя (сестра) в третьем. Один раз мне попалось такой случай. У нас тут поля-то были как раз (…) Я всегда иду в монастырь, думаю – наши поля тут были. Первое поле было Анастасии (…) А вот мы стали жать папино поле. Катя, я, мама, бабушка. А рядом одна бабушка (одинокая, Анастасия). У Насти не было жита, у нее кормовые были культуры. Мы наше-то дожинам, там Наталья Сергеевна со следующего поля, а навстречу нам уже идут. Ну, мы своё-то дожинам, дожинам, торопимся. Дожали и запели: Уж мы вьём, мы вьём мы бороду. Пошли на друго поле. Помогать будем. С той стороны, задней, уже стали жать. И бабульки с той стороны подходят, где тут есть, все в края забирают, забирают. И завили. И стали петь. И пошли в тот домик, и там у Натальи Сергеевны сидели. Мы-то не ходили туда, там взрослы только, да. Но слышим, что они поют песни. Здесь запели эти песни и пошли. Что там они делали – мы не знаем. Но я на бороде присутствовала. – А как-то завивали они эту бороду? Т.А.: А колосья, не знаю, закручивали, обвивали как-то. Мы смотрим – что они там стоят? Их много в кругу-то стоит, ак мы выглядывам, выглядывам-то с Катей. «Девки, пойдёмте с нами, пойдемте, мы вас чаем напоим да там ишшо чё-то подадим». – Они не срезают последний пучок? Т.А.: Нет. А как вот они… Я иногда вспоминаю, любопытство разбирает».
Самое подробное описание этой хозяйственной практики дали нам Анастасия Васильевна Заварзина и Валентина Васильевна Абрамова. Обе жительницы точно помнят, что последнюю пясть жита на их памяти не оставляли на поле (хотя об этом говорят нам многие другие записи этого обряда, правда, более ранние, как в описании А.О. Подвысоцкого, или из других мест). Анастасия Васильевна помнит и дожиночную обрядовую песню Уж мы вьём, вьём бороду, которую пели хозяину поля после того, дожнут все. Уникальная подробность, о которой упомнянула А.В. – это поиск «хлебници» в оставшемся несжатым участке жита. Найденная хлебниця (неустановленное растение) была приметой хлебного изобилия. Вот как рассказывала Анастасия Васильевна в разговоре с Валентиной Васильевнй: «Поле большушшеё, и вот с той стороны жнут, жнут серпом, торопятся. А останется-то мало, так вот тут добираются остатки-то. А.В.: А потом ишшо и хлебницю ишшут. Хлебницю ишшут: ну-ка, есть ли хлебница? И найдут хлебницю. Там много-много катышков. У Поли Мининой вот тогды жёнки мене показывали. В.В.: Я вот не знаю такого. А.В.: Она как ваточка. В.В.: Как появляется она? А.В.: Она там, в жите. В.В.: Растёт? А.В.: Да. Вырастёт. И у Поли-то Мининой нашли вот эту хлебницю на поле. Жёнки тут ходя-ходя: Ой, эва, хлебниця полна хлеба. ВВ: Я вот слыхала, что бороду… Скажут — бороду, бороду завивают, там уж бороду. А.В.: Вьем, вьем бороду да завиваем. На широком там… и какую называют, у какого хозяина. И дальше поют. (…) В.В.: Так и говорили — «уже бороду завивают». Вот как «там бороду завивают» — значит, уже заканчивают. Да целый день жнут, люди-то устанут, лишь бы только закончить да поесть. А.В.: А еще бы водочки выпить да песенку спеть! С: А с хлебницей что делают? А.В.: Ничего, оставя на поле. С: А не надо забрать? А.В.: Нет. (…) Потом-то станут, как всё выжали, все станут у суслона и поют, наяривают (речь про песню Уж мы вьём, вьём бороду)».
Анастасия Васильевна называет хлебницей предположительно какой-то из видов клевера, но это предположение требует уточнения.